http://vk.com/sashadeadall?w=wall26826285_2672

В окна заглядывает стужа, будто бледный всадник,
Заклятый ужас серых зданий с глазницами окон.
С порога рушит мое скомканное бес сознание,
Расползается ситцевый кокон.
Небо висит свинцовым блоком над городом дивным,
Где мостовые словно петли расписанных галстуков.
Лиловый тополь растопырил голые бивни,
Нас позабыли в сонной клетке разбитого разума.

Никогда не ходи на балкон,
Не буди моей комнаты-храма.
Начинай говорить с потолком
В нелюдимых исколотых ранах.
Ангелы в кухне гремят посудой,
Алые буквы кривят рассудок,
Засыпает неоновый лес.

Мне снился сон мы пили Кьянти в заброшенном доме
Средь мертвецов. Ты была в платье бордового цвета.
Мое суровое лицо в твоих белых ладонях,
Запястья детские, что тоньше березовых веток.
Ты, опьяненная, читала Булгакова вслух,
Не глядя в книгу, ибо знала ее наизусть.
Ты утопала в мириадах угаданных букв,
А ливень виновато падал на розовый куст.

Растворяется сон мутный
В одеялах кровавых морей.
Необъятных лесов кудри
Шелестят над кроватью моей.

Лощиной сонною лежит в туманах
Черная комната твоих опечаленных глаз.
Церковный колокол неистовый гремит над садом
И листья-призраки танцуют свой прощальный вальс.
Вновь, словно каменный, безмолвно замер горизонт,
В воспоминаниях одесские улицы чудные.
А с потолка на меня смотрят глаза мертвецов
И тянут в гниющих ладонях резвые пули-жемчужины.
Вязаным кружевом сплетается иней на стеклах,
Масляной лужей расцветает январское небо.
Вновь моя кисть рисует красками линий поблеклых,
А между строк еще горит орлеанская дева.

Дружок, прости, давно остыл твой отеческий порт.
Ты жег костры среди пустых человеческих форм.
Но не постиг, что ты и сам уж практически мертв,
В груди блестит постылый камушек, за душу лед.
Ты разучился вздрагивать, загораться и гаснуть,
В пустых глазницах факелы безвозвратно истлели.
В уместилось в правила, декорации, маски,
Праздником стало скитаться средь безобразных мистерий.
Где твой январский декаданс, ты, обласканный умник,
Затасканный, шумный и бледный, как блядская кукла?
В оконце светит месяц, пленник ненастного утра.
Безрадостный покой не сделает мастера мудрым.
В ледовой платине лесов, где древесные корни,
Тонет в закате горизонт перерезанным горлом.
И в северных ветрах далекая белая заводь,
И демону пора нести твое тело на запад.
Тебе назад, туда, где плиты могильные стонут,
Равнины пыльные залиты малиновым звоном.
Как злые идолы стоят тополиные кроны
Резными крыльями в моих нефритовых полях.
Там обитают злые твари, чье сердце не бьется
И никогда не затмевает бессмертное солнце.
И там стоят врата златые выше дивных гор,
И армия моя застынет сотней лошадиных морд.
Жаль, что туда ведут дороги неровные, гиблые,
Усыпаны костями многих героев и идолов.
Руки сжимают переплеты неоновых библий,
А губы мертвые возносятся в глупой молитве.
Каждый из них куда-то рвался, о чем-то мечтал.
Жалко, весной так упоительно воют сирены.
В мире людей в безумном танце расчетливых скал
Мы все изгои, улитки на склоне Вселенной.
И здесь никогда и ничего не проходит бесследно.
Глядя на собственные руки в мире сновидений,
Ты будешь видеть лишь пустые ладони скелета,
Кресты на разрытых могилах, раскрытые склепы.
Совсем один, тебя ждет тьма на другом берегу.
Демон, лети и отнеси его в пестрые дали,
Где лебединые туманы твой дом стерегут.
В жуткие земли мертвецов и непознанных тайн.

Мне снится сон, там дети кормят дерьмом детей
И колесом встает с горизонта червонный день.
Так просыпается проклятый град,
А я приду безмолвной тенью по темным углам.
В теле красавицы мокнет игла,
Ее трясет, так муха бьется во льдах паутины.
Бог соорудил два лебединых тонких крыла.
Мы пилигримами бездомны в бетонных мирах.
И наших престолов игра
Бесстрашна и относительна,
Ибо на каждого спасителя
Найдется свой Понтий Пилат.
Ты видишь, тени плывут в степи?
Это по небу ковыляет гордый изгнанник Ларра,
Твой вшивый гений в миру слепых.
Это видение, обман, хрустальный замок.
И никогда не смей верить поэтам,
Помни, на этой холодной земле
Ты лишь еще один портрет в галерее портретов.
Билет в один конец, полет в небытие.
Только поверь, я проведу тебя волчьими тропами,
Вдоль тополей стонущим миром испорченных роботов.
Проще сгореть, чем захлебнуться их соборным холодом,
Кой погубит и твою беззаботную молодость.
Снова рассудок бессмыслен и пуст,
И твой изысканный рисунок - простая мазня.
Немудрено играть на струнах их низменных чувств,
С новыми песнями танцуя на старых костях.
И ты поймешь, по ком поет этот слезливый колокол,
Хоть в моих текстах нет имен, только кресты да вороны.
Хоть я и сам за много лет уже утратил веру
В то озарение, что сойдет на их пустые головы.
Вновь за окном по куполам ковыляет закат,
Дети шагают ровным строем по улице Ленина.
Русь неумытую хоронят под лай собак
И под бетонною плитою сутулится дерево.