Кем ты стал

Трек передаёт нам содержание телефонного разговора Марка с дозвонившимся ему фанатом, а точнее — гневного монолога последнего. Сначала мы узнаём первые факты о протагонисте — родился в Горгороде, в раннем возрасте эмигрировал. Поклонник рассказывает и свою историю — с подросткового тринадцатилетнего возраста он зачитывался книгами Марка, видя в нём старшего брата, интеллектуально развитого, талантливого, перспективного. Произведения, очевидно, были самыми что ни на есть злободневными для обитателей Горгорода, поскольку тинейджер без особого труда вживался в каждую из рассказанных историй. Молодой человек был уверен, что начинающего писателя обязательно ждут успех и отличная карьера, так как он выгодно выделялся на фоне коллег-литераторов, променявших самобытность и правду на подчёркнутую политкорректность ради личной выгоды. Фанат противопоставляет им Марка раннего образца — автора, живущего с народом и в народе, в муравейникоподобных фавелах, не ставящего во главу угла гонорары и откровенно игнорирующего цензуру.

Что же случилось потом? «Кураж исчез», проза Марка резко видоизменилась и обрела совершенно новую целевую аудиторию — представители буржуазии, покупающие свежие романы совсем не для погружения в их атмосферу, не для поиска в книгах себя, а для пополнения коллекции модных бестселлеров в красивых переплетах на полках своих этажерок.

Жёсткая критика не обходит стороной и новую модель поведения Марка — в заведениях, где раньше он бы даже не прошел фейс-контроль, нынче писатель стал своим. Дегустирует шампанское на званых вечерах и лакомится омарами на фуршетах, зарабатывая достаточно денег, чтобы быть вхожим в светское общество. Поклонник искренне удивлён — неужели любимый и некогда настолько близкий по духу автор совсем не задумывается о поклонниках, которые полюбили его задолго до появления нового образа? Неужто он не понимает — по-настоящему преданные фанаты не знают, что и думать, введённые в ступор конформистским творчеством последнего образца?

Звонящий просит, даже требует, показать давним читателям, что Марк всё ещё способен на сильные, будоражащие тексты. Что не потух его запал, что наркотики, которыми герой, по-видимому, склонен баловаться на многочисленных вечеринках, не затуманили острый ум, когда-то рождавший живую, интеллектуальную прозу. Фанат взывает к Марку — неужели ты так и не понял, «что за рупор сжимаешь в руках»? Насколько велико твоё воздействие на общественное мнение населения Горгорода, насколько многое ты всё ещё можешь донести до людей?

В припеве трека фанат уже непосредственно давит на болевые точки, ставя вопрос ребром. «Кем ты стал», Марк? В кого ты превратился? Как и когда ты умудрился растерять свой гнев, ненависть к системе, которые рождали по-настоящему горячие, искренние слова? На что ты тратишь деньги с огромных гонораров? На свой новый образ, позволяющий лаконично вписаться в высшее общество? Зачем тебе вообще эти деньги, если лучшие произведения были написаны в захолустных фавелах? Какая разница, что о тебе думают «богемные стиляги», что на тебе надето — ведь внутри ты по-прежнему простой человек. Ты был моим ориентиром, «был всем для меня», но предпочел отношения с противоположным полом и «кайф» от наркотических веществ возможности стать для людей живой легендой.

Во втором куплете монолог возобновляется. Звонящий продолжает акцентировать внимание на нежелательности злоупотребления разного рода веществами, в данном случае уже алкоголем. Он спрашивает у Марка: неужели девушки с остекленевшими пустыми глазами, пьяная богема вокруг и раздутое самомнение — то, ради чего стоило годами горбиться за письменным столом? Неужто это в самом деле венец писательской карьеры?

Поклонник проводит аналогию, сравнивая народ Горгорода с евреями, а Марка — с Моисеем, который вывел тех из Египта, освободив из-под гнёта. В качестве же куста, воспламенённого богом, видимо, выступает то самое внутреннее пламя Марка, его талант, ныне затухающий. Писатель мог поселить в сердцах читателей желание противиться политической системе, несправедливости власти, сподвигнуть их на борьбу, вернувшись в родной город и продолжив обличать то и тех, кого обличал раньше, уже на глазах сограждан. Однако со своим новым образом жизни на роль Моисея Марк совершенно не подходит.

Звонящий едко напоминает —«там», вдалеке от родных мест, ты не боялся открыто выражать несогласие с тем, как «система лузгает дух с телом», высмеивал коррупцию, рвачество, сребролюбие. Но «тут», едва вернувшись, обнаружив себя известным, вместо того, чтобы воспользоваться столько широкой аудиторией, стать гласом народа, почему-то резко сузил свой круг тем (в прямом, поведенческом, и переносном, литературном, смысле) до вечеринок, фуршетов, особей противоположного пола и всяческих развлечений. Сюжеты книг перестали цеплять, захватывать читателя. Поклонник уверяет - это потому, что Марк сам для себя стал пупом Земли, пожиная плоды популярности, завоеванной текстами совсем иного толка. Но даже то, насколько книги измельчали с литературной точки зрения, может сойти с рук автору, поскольку невозможно простить кое-что другое. Если настроения вокруг явно негативны по отношению к правительству, если люди больше не хотят видеть коррупционеров-изменников у власти, как можно не поддерживать, не распалять подобные настроения, обладая обширнейшей аудиторией идеально подходящего социального класса?

Фанат возмущенно описывает Марку картины быта Горгорода: буржуазия отделяется от пролетариата всё более высокими стенами (мгновенно вспоминается строка «город вертикально поделен» из предыдущей композиции), границы между социальными слоями становятся непреодолимыми, тюрьмы переполнены, в связи с чем узники массово гибнут из-за неподобающих условий. Причём заключенных-то становится только больше, потому что в исправительные заведения стали отправлять за малейшую провинность, лишнее слово, карикатуру или шарж. Поклонник задаётся вопросом: почему в таких условиях для тебя, Марк, для писателя-бунтаря, автора-нонконформиста, после стольких страниц изобличающей прозы табу сочинить свой magnum opus — «сделать слепок» с общества Горгорода, воссоединив глас народа с рупором в собственных руках? Неужели на самом деле ты трус, а ранние труды оказались фальшью? Или ты действительно «сдулся», сдался, изменил себе и считаешь то, что происходит, совершенно нормальным?

«Кем ты стал?» — продолжает звонящий. «Склеил себе пьедестал», заработал популярность за счёт фанатов, свято веривших в твою раннюю писанину, в твою искренность. Существенно пополнил свой бюджет, распродал тиражи, а теперь восседаешь на воображаемом троне? Ну значит ты предал себя, предал нас, предал свой стиль. А раз так, то никакая ты больше не звезда, не живой идол, потому что произведения настоящей народной легенды никогда не будут выходить под брендом модного издательства. Поклонник, с отчаянием в голосе, заканчивает свой монолог. Он не понимает, как такое могло случиться. До сих пор не верит. Он был готов простить многое, но Марк изменился настолько, что вера всё-таки переросла в ненависть.

Трек снова заканчивается сообщением с автоответчика. Кира сочувствует Марку, потому что тому всё-таки пришлось выслушать горячую речь бывшего фаната. Она предупреждает, что скоро намечается очередное светское мероприятие — «попойка у фон Гьена», которое приурочено к переизбранию мэра. Кира с явным сарказмом в голосе отмечает — «нашего любимого мэра». Она знает, что Марк по-прежнему настроен против правительства и мэра в частности, хотя теперь не подаёт вида ради сохранения репутации, продаж и положения в обществе, однако всё равно рекомендует там появиться (возможно, как раз ради перечисленных целей).

Здесь же впервые упоминается загадочный гор, с которым Марку прямо советуют быть осторожным, поскольку, как мы можем понять, какие-то прецеденты из этой области уже случались ранее. Ну а нам остаётся перейти к следующей главе.

Всего лишь писатель

Итак, Марк оказывается-таки на вечеринке, о которой говорила Кира в конце предыдущей композиции. Находясь, как позже станет ясно, в состоянии опьянения — алкогольного и наркотического — писатель со всей откровенностью нетрезвого человека наполовину отвечает на телефонные упрёки фаната, наполовину разговаривает сам с собой.

Жителям безразлично, кто управляет городом, какой капитан-мэр у штурвала их корабля, уверяет Марк, и совсем не хотелось бы нажить среди них проблемы из-за вызывающего поведения. Слишком умным выскочкам обычно уготована не лучшая доля. Всё, что происходит наверху, для писателя клоунада, а борьба с нею, соответственно, белиберда, бесполезное, тщетное действо. Марк проводит параллель с поговоркой «со свиным рылом в калашный ряд» — то есть явно не хочет лезть не в своё, как ему кажется, дело. Автор не хочет ничего слушать про «обман для баранов электората», не хочет разбираться, кто прав — сторонники мэра, избиратели, обеспечившие тому очередной срок в статусе правителя, верящие в истинность его политики, или протестующие, недовольные, считающие первую категорию ведомым стадом. Марк не хочет быть частью этой политической игры, он подчеркивает, что держится особняком — больше не критикует власти, но никогда открыто их не поддерживает. И утверждает — я всего лишь писатель, который держит в голове множество разнообразных идей, не имеющих отношения к реальному миру, а потом изливает всё придуманное на бумагу, «марая» её. Протагонист не «за» и не «против» кого бы то ни было, он «сам за себя и не ебёт».

Марк продолжает тираду в первом куплете. Он «не был рождён для великих дел», простой человек из низших сословий, испытывавший трудности даже с банальным поиском работы, в своё время решивший заняться литературой. Писатель считает, что абсолютно не годится на роль воина и лидера ополченцев. Удивляется, как он очутился в настолько сюрреальной ситуации, которую ранее вряд ли мог себе даже представить?

Стоит отметить, крайние строчки («И как я очутился сдуру где вечный сюр, / Посередине жизни в сумеречном лесу?») очень напоминают начало пути Данте в преисподнюю из «Божественной комедии», слова протагониста поэмы перед спуском вместе с Вергилием на круги ада («Земную жизнь пройдя до половины, / я очутился в сумрачном лесу»). Буквально следующая параллель — уже библейская. Марк сравнивает себя с религиозным персонажем по имени Иса ибн Марьям аль-Масих, одним из величайших пророков в Исламе, аналогом Христа. Иса, как и Иисус, был распят, непонятый иудеями, предварительно пронеся на себе в гору деревянный крест.

Марк продолжает доказывать, что не годится на роль бунтаря. Он сам не знает верной дороги, сам потерян и уж никак не не может вести за собой толпу. Более того, даже не может ответить на вопросы этой толпы: кем он стал, за что теперь борется. Писателю надоедает критика, постоянные попытки сподвигнуть его на что-то. Марк предпочитает расслабиться и забыться, употребив немного наркотика. Ему требуется кредитка, но едва ли на вечеринке есть банкомат. Логично предположить, что протагонист собирается сделать «дорожку» из наркотического вещества, которое находится в порошкообразном состоянии, для последующего поглощения через дыхательные пути. Видимо, ему на ум приходят упрёки фаната («Подай нам знак или звук, что не потух, не сторчался, не сдал»), из-за чего писатель гневно отвечает — ему и самому себе — «Кто торчит? Меня жить не учи, мы по чуть-чуть». Полный порядок, зависимости нет, всё под контролем. Употребление в малых дозах не принесёт никакого вреда… А вообще, зачем оправдываться перед каким-то незнакомцем, который решил вдруг меня жизни поучить?

Эту самую жизнь, сладкую жизнь (dolche vita) вокруг себя в данный момент Марк описывает чуть далее. Он окружен богемой, мелькают дорогие наряды, порой щеголяющие одной лишь дороговизной в ущерб красоте. Рядом богачи, гардероб которых состоит из Givenchy да Jimmy Choo, которые, судя по глазам и приподнятому настроению, тоже не брезговали наркотиками. Здесь же мы узнаем еще один способ употребления данного вещества — его, как кокаин, можно «втирать в десны». Оторвавшись от демонстрации происходящего на вечеринке, Марк резюмирует первую половину своей тирады — он не знает, кем стал для фанатов, постоянно чего-то требующих. Но, по его мнению, знает, кем всегда был и остаётся для самого себя: писателем, чьё дело нехитрое и очевидное — писать.

Второй куплет начинается с библейской метафоры. Марк заявляет, что не подходит для борьбы со злом. Более того, любой, кто считает, что способен сотворить переворот, априори обречен на провал. Протагонист сравнивает такого смельчака с Авессаломом — библейским персонажем, сыном царя Давида, который собрал восстание и попытался лишить родителя власти, но был разбит, а позже пойман и умерщвлён.

Марк отмечает — он на стороне добра, совсем не поддерживает политику тирании и тоталитаризма. Такова было его мнение в начале карьеры, да и сейчас оно неизменно. Однако позиция автора следующая — он всего лишь пишет книги, а всё остальное пускай идёт своим чередом, горит синим пламенем и ебётся конём. «Я не при делах» — как бы говорит Марк. Да, продолжает герой, это страусиная политика, но он-то в городе как раз на птичьих правах. Родился в небогатой семье, жил среди низов, поэтому прекрасно понимает всё, что происходит с Горгородом. Писатель в состоянии оценить «всё мракобесие деспота», но кто из его новой социальной группы сам без греха? Марк понимает, что ту нише, которую ему удалось занять, не стоит марать испражнениями ни в прямом, ни в переносном смысле. Если нашёл теплое место, за него стоит держаться, а разговоры про рупор, который якобы протагонист мог бы сжимать в руках, — блажь и враньё. В конце концов, никаких дифирамбов власти, перешагивая через собственную точку зрения, Марк не пел и не называл мэра своим лучшим другом — значит, совесть чиста. А если гражданам что-то не нравится в правительстве — пусть сами решают свои проблемы, для чего им романы какого-то писателишки?

«Слушай, что ты пристал?», вопрошает герой. Мне уже пытались рассказывать про Олимп и стыд (вспоминаем предыдущий трек: «Глаза у нимф пусты. Все бухают, эго набухает, как лимфоузлы. / Вот за этим ты шел к Олимпу? Стыд»), но вечеринка — монастырь, расслабься и отдыхай. Да, может быть, где-то страдают люди, пока мы веселимся, и это похоже на пир во время чумы, но что могу поделать я, простой писатель? И пускай взгляд наших девушек-нимф не отличается глубиной, зато они молоды и прекрасны, а ваши — как Windows 3 (Windows 3 — операционная система, что выпущенная Microsoft на заре появления общедоступных компьютеров, в 1990-м году).

После второго припева мы слышим завершающий куплет. Марк снова сокрушается, что на нём заочно поставили какое-то клеймо голоса революции, сильного мира сего. Нет, отрицает он, я не политик, я простой писатель, литератор.

В следующей строчке Марк с неудовольствием отмечает, что употребление наркотика не принесло желаемого воздействия. Здесь мы второй раз за альбом слышим слово «гор» и теперь можем сделать вывод — это название наркотического вещества, весьма распространенного в Горгороде. Гор имеет вид порошка, употребляется путём вдыхания или втирания в слизистые ткани, в частности дёсны. И как раз теперь, когда мы понимаем, что такое гор, слова Киры из второго трека («Только полегче с гором, а то сам знаешь»). Вероятно, у проблемы Марка с наркозависимостью куда серьезней, чем предполагалось.

Как бы то ни было, герой решает, что вечеринка оказалась некудышной, и собирается поехать домой. Выходит на площадь, видит огни, будто в Нью Йорке, и слышит рёв двигателя какого-то автомобиля вдали. Он подзывает такси, уже почти садится внутрь… И «внезапно видит её».

Трек обрывается, интерлюдии отсутствуют. Кто же «она» такая? Переходим к следующей композиции.